В тот день у нас на работе был медосмотр, и я собиралась воспользоваться этим, чтобы съездить на вокзал: подруга из Питера передала мне через проводницу духи, которые я долго искала. Я заскочила в кабинет врача, попросила подписать бумажку, но она отказалась, заставила раздеться по пояс и долго заполняла медкарту. Я стояла перед ней и закипала: вот стерва! Видит же, что человек торопится… А потом она также медленно, тщательно начала ощупывать мою грудь, а я смотрела на часы и даже ногой дергала от нетерпения. Но врач вдруг напряглась и снова пошла пальцами вокруг моей правой груди. Я хотела возмущенно фыркнуть, однако внезапно поняла, что ни за какими духами я сегодня не поеду. Потом я долго плакала, а доктор гладила меня по голове и говорила, что она чувствует лишь маленькое уплотнение, что это еще ничего не значит, что надо сдать анализы, сделать биопсию…
Следующие три месяца мне даже вспоминать не хочется: уплотнение все же оказалось раком. Все говорили, что мне страшно повезло, его обнаружили на ранней стадии! И удачно прооперировали, и прогнозы были радужные. А муж, мой неласковый и неромантичный муж, вдруг оказался тем, с кем можно идти в разведку. Он находил врачей, прилетал в больницу после работы, доплачивал медсестрам за уход не только за мной, но и за всей нашей палатой. А потом меня выписали —и жизнь стала почти такой, как раньше. Только без груди и без радости. Я носила в лифчике силиконовый протез, на ощупь он был даже лучше, чем грудь, с ним я и купальник могла носить, никто бы не догадался! Кроме мужа, конечно: я не знала, как показаться перед ним голой, вечером выключала свет и прошмыгивала в кровать в длинной пижаме… А он, видимо, не знал, как ко мне подступиться.
Так прошло полгода до следующей проверки: анализы показали полное излечение, настоящее счастье! Я шла из больницы почти вприпрыжку, думала, как обрадуется муж… И тут меня нагнал молоденький, хорошенький мальчик. Я не сразу поняла, что он хочет познакомиться. Это было бы очень приятно – в прошлой жизни. А в этой я только по-дурацки извинилась, развернулась и побежала прочь. Добралась до автобусной остановки, плюхнулась на лавочку и разрыдалась: этот мальчик думал, что я нормальная, что я полноценная женщина, а я, а я…
Там меня и нашел муж: я до сих пор не спросила, как он там оказался, возможно, решил заехать за мной и случайно увидел на остановке. Я рыдала всю дорогу и дома тоже, он молчал. Так же молча снял с меня туфли, колготки, юбку, блузку, трусики. Я лежала на кровати и прижимала локти к лифчику, чтобы он не смог дотронуться.
Муж попытался убрать мои руки, я прижала их еще крепче, он попытался отодвинуть их силой, я приготовилась сопротивляться… И вдруг он уткнулся лицом в мой живот и тоже разрыдался, совсем по-детски. Я взяла его голову в руки и начала перебирать волосы, он всхлипывал и тихонько целовал мой живот, я гладила его по влажному лбу и оттопыренным ушам, он подбирался все выше и выше, а меня вместе с жалостью, стыдом и усталостью захлестывало желание. Я забыла и о пережитом, и об операции, и о своем недостатке. Вообще обо всем. Кожа горела от поцелуев, а те места, которых касались его руки, будто заново оживали.
После, когда мы сидели на кухне и пили чай, муж крепко прижал меня к себе и сказал: “Глупая, я ведь люблю тебя всю. Понимаешь?” Да, я, кажется, начала это понимать.
*Любовь Свиридова, Москва *